Несколько веков филологи бурно и мучительно выясняют, был продавец индульгенций в "Кентерберийских рассказах" евнухом или гомосексуалистом.

---

Будучи в Твери, Лидия затащила меня на аттракцион. Такие огромные качели, в нос которых мы уселись. Они - раскачиваются. Они раскачиваются вроде бы не сильно, но так падают, что в животе - наимерзейшее ощущение, и оно не прекращается, долго-долго, туда-сюда, чуть-чуть отпускает - когда летишь вверх - и снова оно. "Это будет ад для неопределившихся," - говорю я.
И я туда попаду. Потому что надо уметь - после заявления про эмигрантов, которое истинно, и я в него верю - выбрать в дурацком тестике, в вопросе "от чего вы могли бы отказаться" из вариантов - деньги, душа, свобода, социум и Родина - последний.

Тверь хороший город. В нем можно ходить и не бояться, что из-за угла выскочит сталинская высотка и репрессирует тебя. А то здесь: из-за стен Новодевичьего выглядывает ГЗ, из окна комнаты - ГЗ, в центре из любой точки можно прийти к какой-нибудь другой - но она ведь тоже похожа на ГЗ! - и они так лукаво ухмыляются, пронзают шпилем сердце, предлагают учиться.
В Твери, если отойти чуть-чуть от исторического центра, начнется частный сектор. Напоминает Свияжск: разруха, домики и вдруг - храм. В их храме 16-го века странные, будто современные, росписи, чудесный священник в алых одеждах и смешной дедок, который пытался нам что-то рассказать, но мы не слышали из-за звона колоколов. Колокола почти все время звонили - воскресенье, Пасха.
Насмотрелась на прихожан. Это было смешно, когда я имела самый благочестивый вид. Такое странное упоение - не в смысле сравнения, конечно, само по себе - подобное в том же Свияжске, когда мы зашли в монастырь, и нам, как грешникам, выдали платки и накладные юбки. Когда жарко, и неудобно, зато медленно идти, белые стены, и бог есть.
Из посетителей (я тут подумала, что прихожане в данном случае - некорректно) мне понравилась девушка, деятельно ставящая свечу, столь же деятельно пожевывающая жвачку. В платке, разумеется. Выйдет - перекрестится, разумеется.
(Осваиваю обличительный пафос).
Моя фаворитка: идет, что-то обсуждает по телефону, громко, уже прощается, и тут внезапно, кажется и для себя самой: "О, кстати, Христос воскрес!".

В Твери чистый воздух и есть река, от которой не очень страшно. И еще - неординарные названия улиц. И эта гостиница, в которую мы от скудости разума нашего, зачем-то поселились, с милейшими женщинами, тщетно пытающиеся объяснить, как добраться до них, но в итоге вызвавшие нам такси.
На утро идти по трассе будто в лес, выяснить, что Тверь в противоположной стороне, нервно хихикать, а потом доехать на маршрутке меньше чем за десять минут.
Но очень-очень жарко, и очень болит голова.

А, еще там есть МОЛОКО. Мои глаза уже несколько месяцев не видали столько видов нормального молока в пакетиках, с невечным сроком годности.
Аналог Вайнера-Баумана-Арбата под именем Трехсвятская (если не ошибаюсь).
Что-то еще было, и было много бы другого, если бы у меня наконец-то появилось нечто сдерживающее.
Я уже устала придумывать объяснения, почему у меня так изменяется сознание-поведение-ощущение при присутствии Л.

---

Отвергли меня активные-позитивные. Ожидаемо, в прочем.
Вот думаю, упереться и хаживать к ним, изображая еще и Целеустремленность, или нет.
Преодоление или гармонизация.
Ааа, всё то же злополучное "выяснение отношений", почти та же проблематика, только объект - совершенно другой.

Я, кажется, двигаюсь в сторону спокойного эгоцентризма, со сбоями и срывами, но тем не менее. Меня вот мало тревожит уже количество людей, с которыми я общаюсь; не в неумении дело, то есть и в нем, но нежелание первичней. Нестыковки порождают не тоску или бурное отрицание, а такое пожатие плечами; обособленность - и пусть.
С другой стороны, полезно было бы, если бы.

А еще из меня не получится эмигрант. Папа вот уверен, что по молодости эмигранты получаются очень даже хорошо, но я, кажется, быстро старею.

---

Я нахваталась, и теперь - выражаюсь. Не иначе как "Я выясняю отношения с культурой". Довольно точно на самом деле, не писать же про примирение этик, это было бы слишком узко.
А активные и позитивные просто так меня не отпустили. Шлют письма, еще и звонят, зовут в свое логово. Напоминают.
Я хочу спать, а пойду скакать о тире между подлежащим и сказуемым. Вот мне только о тире. Буду зыркать и говорить "Ещё. Еще".

---

а. Господь уберег меня познакомиться с неистовым Фридрихом в 13 лет.
б. Поразительна тяга (и способность) заполнять куски сознания каким-нибудь далеким образом и своей полувлюбленностью. На той неделе столько вспоминала В.В. - почти очищено от шелухи последних полутора лет (на себя направленность в смысле), но все равно тяжело и тоскливо, щемяще так.
А тут вдруг - после долгого перерыва - средневековая лит-ра, три семинара за четыре дня. Воображаю теперь себя рыцарем и не смею. Хотя вот сегодня уселась за первую парту, смотрела и говорила. Потому что если много говорить, то можно и много смотреть, и это не будет странно. Меня удостоили благосклонной улыбки. Хожу, радуюсь весь вечер.
Я как-то опять не очень умно иронизирую. И даже вроде и неверно списать на боязнь, потому что я же понимаю и осознаю, как оно на самом деле.
Просто она поразительно серьезна, и это какая-то над-эмоциональная серьезность; чего не хватает всем нам.
Не могу написать нормально; хочу спать, а соседка говорит в монитор.

---

Не складывается у меня что-то с чествованием славного имени Алексея Леонидовича в сердце своем.
Сегодня вторая попытка: с одногруппницей после латыни. Много вот мертвенного в мире, вот много. И пошли.
Умудрились прорулить мимо отсека со светилами Великой Русской Литературы. Разве что Брюсов и Демьян Бедный.
Зато Бонч-Бруевич, чья фамилия радовала меньше только Грум-Гржимайло.

Молодые преподавательницы куда отважнее В.В., который что-то мялся в том году и в итоге выдал, многозначительно подмигивая, что МЦ была любвеобильна...касательно мужчин...и женщин... Эта девушка, к которой я хожу на литвед и с которой испытала единение еще на прошлой неделе, когда на ее лице была та же борьба этики и эстетики, что и у меня, когда кто-то начал зачитывать Асадова, бодро читает стишок Парнок, - кто это? - Ахматова! Цветаева! -Да-да, а на худой конец Гиппиус, - Нет, Парнок - и кратенько, между делом упоминая, не акцентриуя: "какое-то время они были любовницами" - и то больше для характеристики тематики.
Просто приятно.

Они там на этом литведе развлекаются под конец занятий чтением стихов, и у меня глаза на лоб лезут. Можно было ожидать много Бродского - он был; но еще был упоминаемый господин Асадов, истеричные стишки про войну и сегодня - "современная петербургская поэтесса" с неразделенной любовью к платьям до пяток.

Я очень снобствую в последнее время. Иногда даже болезненно, продвигая вслух какие-то нездоровые идеи.

---

А я вот не прошла тест по русскому языку для активных и позитивных, а до этого написала семинар через е в заявлении на имя декана.
Что вы делаете на филфаке, даже дети в детском саду умеют расставлять запятые.

---

Симметрии, пожалуйста, или хотя бы пустоты, а не этой вечной зеркальной композиции.
Переполненность в отрицаньи. (это из неизданного)
Это пресловутое золотое правило нравственности, которое я сегодня, и не только, так воодушевленно ругаю, если убрать оттенок целеполагания, не столь омерзительно. Вообще показательно, что так нескоро я подумала, что оттенка целеполагания может и не быть.
Я не очень хорошая, да.

Не нашла сегодня семь гектаров мертвецов и смотрела на живых уточек. И живых священников. Рядом с монастырем куда уютней, чем внутри. Не неловко.

У меня такое дурацкое состояние, и я делаю столько плохих вещей
И проклятый детерминист. Хотя может тоже от того, чтобы было полегче.

---

Гадкая, гадкая, гадкая погода. Чертово солнце. Жара и духота. Вот недавно снова выпал снег, а потом растаял, мерзавец.
Вот в моей внезапной цветаевщине "снег станет сиренью" так, как будто это хорошо.
Хотя вечерами, может, и хорошо.

---

"Нелепый и прекрасный в своих деталях деканат"
Что-то я хожу второй день и хватаю чужое.

Сегодня очередной сеанс бюрократии. Как в той обучающей программке английскому языку с разноцветными змеями и другим зверьем.
В среду был большой. В пятницу больше. В субботу - самый большой. Но я все-таки верю, что вернусь домой пораньше полуночи.

---

А у меня прошел первый запал, когда мне нравилось практически всё и я не знала, что ответить Рабиновичу на вопрос про нелюбимый предмет. Вообще я близка к тому, что мне вообще всё не нравится, такая апатия, почти как в мае того года. И хочется почему-то в лидин сад, смотреть на цветочки, залезать на чердак и сидеть у озера. Печорин, она не пойдет за тебя!

Хотя на самом деле, оно и лучше: похоже, я все-таки определилась. Потому что еще я хочу, чтобы от меня все отстали и дали спокойно читать средневековые книжечки, подробно и вдумчиво, не отвлекая типами словарей, квазиграммемами и текстами про котов, которых хватают в ящик.
А ведь в глубине души я надеялась, что стану не литературоведом. Я заглядывалась на кафедру сравнительного языкознания или германской и кельтской филологии. Но нет же, нет же.
Ах, это ж называется "история лит-ры".

---

нежный призрак

"Он похож на Константина, только добрый и постарше"

Нашла очередной бложик и радуюсь: лицей глазами девятиклассника.
Такие подробности! Такие откровения!
Розовые штаники. Что ж там творится-то.

---

Очень много времени. Но я зачем-то именно сейчас нацепила масляные носки для бархатных пяточек, так что вот.

Все мы скоро станем бюрократами. Я пока что имею сострадание к людям, хожу и узнаю, к часу завтра приходить или к двенадцати, чтобы они, бедные, если что, не томились лишний час в очереди. Но это пока. Забавно, как меняется понемногу сознание: с каждым пакетом документов всё равнодушней и равнодушней, если у первого человека я сверяла всё, что только можно, теперь бегло просматриваю заявление, предлагаю им самим проверять свое имя на карточке и клею фотографии с недоотрезанными концами. Зато я теперь практически мастер владения ножницами.

Вообще очень такое нервозное состояние и усталое: сегодня еле встала в одиннадцать часов, учитывая, что проспала почти полсуток. Многое раздражает, при этом забываю пить пустырник, потерянность - знакомая такая, почти родная потерянность, непонимание куда идти и что делать. Чтобы погладили по голове и успокоили. Очень многое напоминает о В.В. - весенний воздух, в первую очередь. Тут сейчас такой воздух, который у нас только в апреле, и даже скорее - в мае, и так необычно, что это - сейчас. Много тоски и воспоминаний. Рассеянной и разбросанной, не могу понять, что из этого - тоски и В.В. - причина, а что следствие. Он вроде бы и просто вещественный образ, в который воплощается эта моя печаль, привычный и самый простой и понятный, но ведь я и за другое хватаюсь.

Бог создал человека или человек выдумал бога. Очень уж я люблю сравнивать свои переживания с непомерно большими вещами. Но так понятней.

---

Непотребно много истерю сегодня, это такая инерция: если начать плакать, то уже не остановиться. От очередной надуманной обиды, что меня, дескать, бросили, потом от песен, которые столько раз слышала, но вот увидела наконец под картинку (стена), бессилия и злости, что я не смогла в темноте найти стул, и шарила руками воздух, так немощно и жалко, и эпизод про мыша. И потом еще, еще, еще, в итоге довести до того, что будто трагедия, мало что соображать, стоять посреди комнаты истуканом, перед этим завывать под ветер, лепетать и так извиняющеся улыбаться: вот, посмотри, я же не очень плохая, не очень же.
Ну и конечно это выматывает. Ну и конечно не сделать ничего в итоге. Завтра еще полупрактика - принимать у ребяток заявления на олимпиаду.

А вчерашнее празднество, в которое меня втянули, не так уж и плохо. И на филфаке действительно очень странные мальчики: вчера наблюдала еще одного персонажа.
Еще я теперь знаю, каково заходить в метро без пятнадцати час, а потом сесть и уехать не в ту сторону. Удачный вариант развития.

Я обитаю нынче у Лиды и она сейчас выключит свет и отберет у меня машинку. Так что вот так.

---

И этот кинотеатр - тоже 4-го. Фильм Вуди Аллена, в зале четыре человека: парочка на последнем ряду и мы на первом.
Смешная бабушка-администратор-билитер: "Нет, ну что это!? Я просто в недоумении, почему! Хороший фильм, Вуди Аллен, комедия! Все что, хотят страдать!?"

---

Мне ж тут девятнадцать.
Одногруппнички приволокли много белых роз - они, разумеется, уже почти завяли, еще и лежали во вторник хорошо если три часа без воды, пока я не приняла волевое решение пожертвовать лексикологией ради них.
Соседки, когда я вернулась, забаррикадировали дверь, потом, так уж и быть, пустили, дали пирога со свечами.
Завтра какое-то празднество, объединенное с Ольгой, но, кажется, никто об этом не догадывается, кроме нас - и хорошо. Зато О. упрекает меня в безынициативности, я, дескать, не хочу придумывать конкурсы. Мои оправдания, что в последний раз я придумывала конкурсы в старшей группе детского сада, не принимаются.
А цветы и торт - мило, на самом деле.
Акт ровных приятельственных - и приятных - отношений, которых всегда не хватало. Потому что невозможно, когда либо пустота, либо клубки, на которые требуются силы, силы, силы. Я, собственно, поэтому и активней, и меньше предаюсь унынию в Москве - люди вокруг держат и в некотором постоянном напряжении, конечно, когда нельзя расслабиться и плакать, и говорить, что хочется, с другой - даже лучше так, вменяемое рабочее состояние. Только перед сном, да, начинаю казаться себе насквозь больной, и такое раздражение из-за факта своего существования, хочется быстрее заснуть, чтоб не думать - я и засыпаю.

Я тут почти влюбилась в нашу знойную женщину на средневековой литературе. Она стремительно ходит, пронзительно смотрит и язвительно (и так немного ласково) улыбается, она прекрасна и похожа чем-то на молодого Наполеона на Аркольском мосту, только лосины алые и не хватает меча. И интонации, врезающиеся в память, некоторые фразы: про Жанну д'Арк и Патрика особенно.
Я не могу объяснить, что именно.
Может, как обычно, предчувствие и предвосхищение чего-то большого и безусловно доброго за такой формой - не то чтоб противоречащей, но - не предлагающей этого? Сложно. Но это скорее А.Л., нежели В.В.
Черт, этак можно ж и диалектику внутреннюю на этом построить. Два, так сказать, столпа.

Вообще, я начала заради смешного.
"Знаете, если мне кто-то из вас сейчас скажет, что саги читать тяжело, я его... как Зигфрид Кримхильду!"
Она, пожалуй, про эпизод с избиением, а я понятно, что подумала, в первый момент. Поди и покраснела еще.

---

Я поражаюсь иногда своей энергии здесь: ничего выдающегося, но в сравнении с тем, к чему я привыкла.
Это я не только про отсидеть пять пар, потом куда-то неожиданно уйти. Или как в прошлую пятницу, на филологической пьяночке дойти до блаженного состояния, уйти к Лиде, пытаться сделать латынь, сбежать от абхазского вина и пересоленого мяса (но на самом деле, это было потрясающе: первый раз наблюдала такой незамутненный ничем разгул, чисто карнавальный, не анализируемый, громкий и внезапный: когда врываются три человека, кричат, кривляются, отбирают друг у друга бутылку, стукаются ей же, хватают гитару, орут две-три песни, а перед этим рычат "Я нашел мясо!" и еще что-то - а потом столь же внезапно исчезают), ходить по каким-то темным улочкам - и не темным, которые светятся рассыпными бусинами, в метро почитать учебник, прийти обратно в два, встать в семь и пойти разглагольствовать про поэтику. И на латынь зайти, что уж.
Потом, правда, заснуть у историков и наблюдать дурацкие сны про свору собак, какие-то подъездные уралмашевские разборки и вишневый пирог, мешаемый огромным стальным орудьем, и про то, как на Лиду падает автобус, а я его держу, но он все равно стукает ее по голове, и мы обе раздваиваемся, я и держу дальше, и лежу рядом, ищу телефон, чтобы позвонить, куда надо; она лежит, и стоит, и звонит сама - я на момент выдыхаю - и ровный голос "Добрый день, скорая? Вы, наверняка, будете удивлены, так как к вам нечасто обращаются с такой просьбой, но я бы хотела поговорить с Платоном. Платон, здравствуйте, скажите, почему я?..." Я, разумеется, злюсь, и пытаюсь объяснить ей, что сейчас не время, но она всё равно.
Да, энергия.
Вот сегодня: опять же пятница, опять же с девяти до шести, потом уйти за едой, из-за того, что я теперь вступаю в социальные связи, потратить на это полчаса больше, чем можно было, прийти в злобе, глотнуть из подаренной бутыли, начать читать про Ньялу, подумать через полтора часа, что, конечно, хочется спать, но надо бы набросать схемку хотя бы основных героев, а на столе какой-то бардак, чуть-чуть бы прибраться - и в итоге разобрать почти все завалы, вымыть пол на два раза, отыскать под кроватью скатерть, купленную еще в сентябре, застелить ей полуобеденный стол (что не так-то просто, т.к. на нем тяжелая полка, которую сначала надо разгрузить), распихать все бумажки по нужным местам и.т.п.
Сейчас, наверное, все же лягу спать, хотя идея набросать родословную все еще жива.

---

Надо написать что-нибудь, а то что же. Всё стирается, и уже почти, а так совсем забуду. Хотя сейчас я хочу спать и плакать, а еще вместо того, чтоб читать про Ньялу, я позволила над собой измываться и втирать в мою спину мёд, а потом слушала бессмысленные беседы.

Нет-нет, лучше завтра. Взять так и написать.

(Ночь на субботу, сон про автобус и Платона и стаи мальчиков-псов, вий, цветочки и бутыль, вчерашний зал мира искусства).
Ну это событийное в основном.

Сегодня ходила по Шуваловскому и напевала "чу! крут как пикачу!" и - нежность и тепло, и от них и больно, и радостно. 17 февраля позапрошлого года (не только), утыкаться в большое и сиюминутное, и в эту минуту доверять и верить.
Июньская сирень с примесью спирта.

---

Ну началооось. Олимпиадники с этого года сдают егэшечку.
Сеанс политического нытья закончен, за неимением опыта.

Вообще, я теперь очень хочу на Всерос.

---

Что-то меня только на две недели хватило ходить на лекции, которые в потенции могут оказаться полезными. Во вторник вот совсем, или сегодня пришла к четвертой - на одну, посмотреть на доминантную даму. Еще хотела смотр талантов продолжить, но не удалось - соседушки мои не отвечали на телефоны, а их литвед ушел от жары в другое место. И не увидела я хороший литвед, с человеком, которого, между прочим, зовут Вадим.

А в это воскресенье я не пошла туда, где давали еду и деньги. Потому что я спала и занималась непристойными делами. Вот, жду, когда этот стипендиальный фонд снова напишет и предложит, а он не пишет.

Сегодня еще позор моей жизни: умудрилась прочитать "Утешение философией", невзлюбить Боэция, что-то там себе под нос покритиковать, подосадовать на излишние античные мотивы, и только потом узнать, что он почти язычник.
Не августиновские груши, конечно, но тоже стыдно.

А, августиновские груши.
Подметаю - вчера, кажется - пол свой, вытаскиваю из проема между столом и батареей длинную извивающуюся золотинку, которую еще перед новым годом вынесла из "Сатирикона" - то есть, мне ее кинуло со сцены синее чудовище. Показываю соседке Татьяне - смотри, у меня золотинка! театральная!
Смотрит на меня подозрительно-уважительно:
- Ты что, тоже воруешь!?

Потому что это анекдот. Она вернулась дней пять назад жутко довольная, показывает на свой рюкзак и достает оттуда огромный рулон туалетной бумаги. У нас, - говорит, - кончилась бумага. Я хотела просто отмотать в Капитолии, потому что обычно у них эти рулоны закрыты на замок (кто, вот кто еще знает об этом!?), подхожу, а он открыт, и теперь он в моем рюкзаке.

Еще я во вторник, сквозь слезы и страдания, выбралась наконец, чтобы "красиво, дома старые, и прям видно, Москва - столица нашей родины". На удивление, там даже не было омерзительных вывесок.
Лида с историками едут в Рязань, меня не зовут, разумеется.

Начала читать саги исландские. Уже отошла от ужаса первых страниц, но все равно путаюсь. Зачем-то записываю в тетрадочке, кто куда пошел, и кто чей сын. Очень замедляет процесс. Вообще это нечто потрясающее. "Жил один человек (ужасное имя). Он был молод и недавно получил наследство. Жил человек (еще более ужасное имя). Он тоже был молод и недавно получил наследство". Потом эти люди не появляются.
И почему-то с развитием действия всё больше эпитетов и характеристик, потому что вначале - совсем сухое повествование, а теперь уже, например, Гисла "живо" вскакивает, и возникают комментарии, что мы, мол, можем увидеть, как он превосходил людей.

Я не очень добрая на этой неделе и почти ни с кем не разговариваю. Уныние, разбавляемое моментами, когда ветерок весенний, травы в чашке и я читаю чего-нибудь: напоминает Богданович, в те два-три года, когда мне там очень нравилось.