Agem
Что же все-таки со мной не так - нет, я не про всякое эдакое, там, конечно, интересно в итоге получилось с галлюцинациями (может, еще не в итоге), но я не про это.
Вот просто. Что-то во мне происходит, а оказывается, что это не долетает во внешний мир.
Мне безумно страшно, я в вате хожу, еле двигаюсь - а при изложении получается какой-то спектакль. И ведь это не защитные иронии, защитные иронии работают иначе, а как будто бы естественный способ изложения.
Не долетает хорошее. А мне ведь при этом кажется, что я же, ведь я же!...
При всей исключительности ситуации - тот же самый упрек. Благодаря исключительности - не отмахнуться.
Можно жалостливо написать: мне в страхе и тяжелых состояниях сложно заметить что-либо, кроме своей потребности в нежности, потому что она становится болезненной и превращается почти что в требование. Почему болезненной? Потому что меня никто не любил. Это, вероятно, неправда. По крайней мере, я не помню, чтобы когда-либо у меня была уверенность в этом (за исключением маленьких эпизодов в лавине беды - кажется, лет в четырнадцать-пятнадцать).
Тут недалеко до шажка: я, дескать, такой человек, недостойный любви и жалости человек, - что там, как? - человек злой, непривлекательный я человек. И подлый, конечно.
Дело в том, однако, что я не нахожусь в изоляции, и со мной удивительно добры.
Я сейчас застопорилась минут на пятнадцать - не знаю. Не знаю.
Вот просто. Что-то во мне происходит, а оказывается, что это не долетает во внешний мир.
Мне безумно страшно, я в вате хожу, еле двигаюсь - а при изложении получается какой-то спектакль. И ведь это не защитные иронии, защитные иронии работают иначе, а как будто бы естественный способ изложения.
Не долетает хорошее. А мне ведь при этом кажется, что я же, ведь я же!...
При всей исключительности ситуации - тот же самый упрек. Благодаря исключительности - не отмахнуться.
Можно жалостливо написать: мне в страхе и тяжелых состояниях сложно заметить что-либо, кроме своей потребности в нежности, потому что она становится болезненной и превращается почти что в требование. Почему болезненной? Потому что меня никто не любил. Это, вероятно, неправда. По крайней мере, я не помню, чтобы когда-либо у меня была уверенность в этом (за исключением маленьких эпизодов в лавине беды - кажется, лет в четырнадцать-пятнадцать).
Тут недалеко до шажка: я, дескать, такой человек, недостойный любви и жалости человек, - что там, как? - человек злой, непривлекательный я человек. И подлый, конечно.
Дело в том, однако, что я не нахожусь в изоляции, и со мной удивительно добры.
Я сейчас застопорилась минут на пятнадцать - не знаю. Не знаю.
-
-
16.02.2017 в 22:52-
-
16.02.2017 в 22:53-
-
17.02.2017 в 00:15Я смутно помню
-
-
17.02.2017 в 13:04