Agem
Тише, тише, тише, тише.
Вот же дурная: сама же хотела, сама выла, отгораживалась, чтобы лишнего не переживать, чтобы этот абсурд сентиментально-идеалистический не мешал подготовке и не мотал лишние нервы - и даже получалось, и сегодня ходила под стенами Новодевичьего, разглядывала надписи, ворошила сарафаном, пела шведский гимн и попсовую песню о сказочной встрече, издевалась над сахарным львом, непотребно жрала мороженку, обливалась квасом, радовалась дождю - и даже немного солнцу, поражалась простору мира и тому, как этот простор сжался в какой-то момент до тёмных комнат с грейпфрутовым пойлом и годовым запасом травяных чаев, разбросанными бумагами, шуршащими пакетами, эмблематикой, советским красным телефоном и ветками, залезающими в окно, смешными замками на дверях, дырами в неудобном диване и вечно затекающей шеей, непривычной сначала убунтой, которая, в принципе-то, ничего, блинами, капиллярными ручками - ну да, а еще с речами о магнитах и гуманитариях, оставленных мандаринах в связи со взглядами на жизнь, а также о многих других - своеобразных и разных - предметах, с бедами, бедами, бедами (да, так: бедами-бедами-бедами, "я страдаю - я страдаю всю свою жизнь", как услышала я в ночи). И вот: простор сжался, а потом вновь возник - покой и воля, как много, много всего (сейчас думаю - отчего так вышло, что поле противоречит воле? вопрос об однозадачности - интересно, но это не текущий проблемный вопрос). А сейчас снова норовит сжаться - но уже, в общем-то, не может, потому что - я хотела бы поднять бокалы за это событие, но не смогла, потому что когда хотела, была потрясающая чёрная туча на всё небо, а потом грандиозный дождь, и не выйти из дома - так вот, я впервые не инициатор. Формально, конечно: если бы не, то я бы, пожалуй, сама, но, как я писала своему милому другу: как-то даже и обидно - хочется просто-таки сидеть и лелеять, и продлевать свои унижения - а потом дивная зарисовка про грязное покрывало, отмыкнуть ключом, рыдать в углу с мокрыми волосами в холоде. Это, конечно, гротеск, к тому же с обвинительным пафосом, но. Но-но-но. "Упасть на колени перед императором" - это стало почти что мемом, и всё же: что ж заставляло меня скакать - в воскресенье, кажется - скакать, натыкаться на стену, вновь скакать, и с той, и с другой стороны, чуть ли не упиваться этим и с чувством продолжать. А ведь это, помимо самостоятельной ценности, покоящейся в глубинах, отсылает нас к ныне широко известной четырехлетней бездне, когда непонятно, то ли можно, то ли нельзя. Добавим к этому то чудовище, которое так и не залезло куда надо, которое размякает от намека на добрый взгляд, а если не намек? а если ненамек потом перечеркнут? чудовище раздавлено! И вспомним также конфликт архетипов, который обрисовался в том году - из-за которого, собственно, чудище и должно быть уничтожено - и что же мы имеем на выходе. Можно ответить по-разному, но ответим как человек инфантильный с претензией быть человеком-реалистом: не пренебрегайте советами старших коллег. Канон каноном, а опыт не пропьешь.
Ближе к делу.
Вообще я хотела написать еще вчера, и написать следующее: нота сатирическая и нота лирическая.
Нота сатирическая: я потратила полдня перед экзаменом на написание трактата о том, что озабоченность своими переживаниями и беспросветная серьезность губительна - разумеется, написание происходило в позе мыслителя и бурлением в сердце. Потом прибила трактат на холодильник - изначально он должен был быть в виде тезисов. Ночью перед этим я писала до четырех часов сто тридцать пять сообщений Катерине Юрьевне о дилемме, вызванной анонсированием места почивания, в стихах и прозе - и не только о ней, но и как мое бессердечное сердечко растает, душа размокнет, утешаю-утешаю-волосы рукой мешаю. Также я срифмовала слово сырье со словом хламье, а слово экономист со словом филологист. Остаток дня перед экзаменом я провела лежа в постеле. Вспомним тему трактата.
Нота лирическая: невыносимо неправильно, что предполагаемое начало оказалось концом (такая вот патетика), что месяц мог стать таким радостным, а не стал - какая-то беспомощность от этого и нерациональное противостояние голосу разума - ведь сразу всё было ясно, хотелось бы дольше, но - но лучше рано, чем поздно, потом же совсем не смогу безболезненно. А всё равно: перед глазами комнаты, много мелких деталей, не пережитый еще до конца Новгород - и эти идеи о мокрых волосах не кажутся уж такими безумными.
Тише, тише, тише.
Никому же лучше не будет.
Поспи - а у тебя еще четыре экзамена и недописанная курсовая. Помни о просторе, а будет конец июня - посмотришь "Ричарда III", будешь заниматься черти чем и иронизировать в зоне комфорта, съездишь в сад, в другой сад, звёзды, ночи, всё возвращается, а потом будешь наблюдать греков.
Вот же дурная: сама же хотела, сама выла, отгораживалась, чтобы лишнего не переживать, чтобы этот абсурд сентиментально-идеалистический не мешал подготовке и не мотал лишние нервы - и даже получалось, и сегодня ходила под стенами Новодевичьего, разглядывала надписи, ворошила сарафаном, пела шведский гимн и попсовую песню о сказочной встрече, издевалась над сахарным львом, непотребно жрала мороженку, обливалась квасом, радовалась дождю - и даже немного солнцу, поражалась простору мира и тому, как этот простор сжался в какой-то момент до тёмных комнат с грейпфрутовым пойлом и годовым запасом травяных чаев, разбросанными бумагами, шуршащими пакетами, эмблематикой, советским красным телефоном и ветками, залезающими в окно, смешными замками на дверях, дырами в неудобном диване и вечно затекающей шеей, непривычной сначала убунтой, которая, в принципе-то, ничего, блинами, капиллярными ручками - ну да, а еще с речами о магнитах и гуманитариях, оставленных мандаринах в связи со взглядами на жизнь, а также о многих других - своеобразных и разных - предметах, с бедами, бедами, бедами (да, так: бедами-бедами-бедами, "я страдаю - я страдаю всю свою жизнь", как услышала я в ночи). И вот: простор сжался, а потом вновь возник - покой и воля, как много, много всего (сейчас думаю - отчего так вышло, что поле противоречит воле? вопрос об однозадачности - интересно, но это не текущий проблемный вопрос). А сейчас снова норовит сжаться - но уже, в общем-то, не может, потому что - я хотела бы поднять бокалы за это событие, но не смогла, потому что когда хотела, была потрясающая чёрная туча на всё небо, а потом грандиозный дождь, и не выйти из дома - так вот, я впервые не инициатор. Формально, конечно: если бы не, то я бы, пожалуй, сама, но, как я писала своему милому другу: как-то даже и обидно - хочется просто-таки сидеть и лелеять, и продлевать свои унижения - а потом дивная зарисовка про грязное покрывало, отмыкнуть ключом, рыдать в углу с мокрыми волосами в холоде. Это, конечно, гротеск, к тому же с обвинительным пафосом, но. Но-но-но. "Упасть на колени перед императором" - это стало почти что мемом, и всё же: что ж заставляло меня скакать - в воскресенье, кажется - скакать, натыкаться на стену, вновь скакать, и с той, и с другой стороны, чуть ли не упиваться этим и с чувством продолжать. А ведь это, помимо самостоятельной ценности, покоящейся в глубинах, отсылает нас к ныне широко известной четырехлетней бездне, когда непонятно, то ли можно, то ли нельзя. Добавим к этому то чудовище, которое так и не залезло куда надо, которое размякает от намека на добрый взгляд, а если не намек? а если ненамек потом перечеркнут? чудовище раздавлено! И вспомним также конфликт архетипов, который обрисовался в том году - из-за которого, собственно, чудище и должно быть уничтожено - и что же мы имеем на выходе. Можно ответить по-разному, но ответим как человек инфантильный с претензией быть человеком-реалистом: не пренебрегайте советами старших коллег. Канон каноном, а опыт не пропьешь.
Ближе к делу.
Вообще я хотела написать еще вчера, и написать следующее: нота сатирическая и нота лирическая.
Нота сатирическая: я потратила полдня перед экзаменом на написание трактата о том, что озабоченность своими переживаниями и беспросветная серьезность губительна - разумеется, написание происходило в позе мыслителя и бурлением в сердце. Потом прибила трактат на холодильник - изначально он должен был быть в виде тезисов. Ночью перед этим я писала до четырех часов сто тридцать пять сообщений Катерине Юрьевне о дилемме, вызванной анонсированием места почивания, в стихах и прозе - и не только о ней, но и как мое бессердечное сердечко растает, душа размокнет, утешаю-утешаю-волосы рукой мешаю. Также я срифмовала слово сырье со словом хламье, а слово экономист со словом филологист. Остаток дня перед экзаменом я провела лежа в постеле. Вспомним тему трактата.
Нота лирическая: невыносимо неправильно, что предполагаемое начало оказалось концом (такая вот патетика), что месяц мог стать таким радостным, а не стал - какая-то беспомощность от этого и нерациональное противостояние голосу разума - ведь сразу всё было ясно, хотелось бы дольше, но - но лучше рано, чем поздно, потом же совсем не смогу безболезненно. А всё равно: перед глазами комнаты, много мелких деталей, не пережитый еще до конца Новгород - и эти идеи о мокрых волосах не кажутся уж такими безумными.
Тише, тише, тише.
Никому же лучше не будет.
Поспи - а у тебя еще четыре экзамена и недописанная курсовая. Помни о просторе, а будет конец июня - посмотришь "Ричарда III", будешь заниматься черти чем и иронизировать в зоне комфорта, съездишь в сад, в другой сад, звёзды, ночи, всё возвращается, а потом будешь наблюдать греков.
Но ничего. Примем то, что есть, как есть.
А вообще мне пришло в голову, что тебе не надо было несколько лет мучиться "льзя - нельзя", а попробовать. Тогда бы ты - несмотря на результат - успокоилась.